Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез,-
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента,-
Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью -
Нате смерьте! -
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти,-
Но в обычные рамки я всажен -
На спор вбили,
А косую неровную сажень -
Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,-
И не знаю, кто их надоумил,-
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей,-
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подходившие с меркой обычной -
Опасались,-
Но по снятии маски посмертной -
Тут же в ванной -
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной...

А потом, по прошествии года,-
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,-
Под мое - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет,-
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан,-
Все там будем! -
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули - как я обужен,-
Нате смерьте! -
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном -
Не пройтись ли, по плитам звеня?-
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен,-
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,-
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я похоже: "Живой!"

И паденье меня и согнуло,
И сломало,
Но торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно -
Шито-крыто.
Я, напротив,- ушел всенародно
Из гранита.

Настоящие друзья не забыли. И настоящие люди не забыли. И не забудут. Даже если телевиденье совсем молчать будет. По значимости своей, по любви народной он для нас стал тем же, чем Пушкин был для россиян XIX века. Потому что равного ему в поэзии ХХ века у нас не было. Он всеобъемлющ. В его творчестве правда и искренность. Оно - энциклопедия нашей жизни прошлого столетия.

Знаете, меня возмутило то, что во время пышного празднования 60-летия Победы в ВОВ не прозвучало ни одной песни Высоцкого.

Так ведь только недоумки спрашивать будут. Думающие люди на Руси не переводились никогда. Просто другие всегда наверху плавают.

Да, Ринатик, недоумки и замалчивают. Понимая, что от них самих тире между двумя датами останется. А он вошел в золотой фонд русской культуры. Навсегда.

Не так давно программа "Культурная революция" подняла такую тему:"Нужен ли нам сейчас Высоцкий?". Приехали!
Всякие-разные дамочки вставали и высказывали свое убогое мнение о том, что с Высоцким "слишком много носятся". Ну разве есть смысл с ними дискутировать? Если они воинственно ничего не понимают, то это надолго. Но это их проблема.
Он же непреходящ. Его будут помнить пока есть Россия. Пока есть на свете добро и зло. Правда и ложь. Пока существует этот мир, который он так хорошо объяснял в своем творчестве...

А мы не катимся, мы с Володей и он с нами!

В сон мне - желтые огни,
И хриплю во сне я:
- Повремени, повремени,-
Утро мудренее!
Но и утром всё не так,
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьешь с похмелья.